Кто ее когда-то не купил, не прочитал — доставайте: гарантирую, получите огромное удовольствие, великолепный заряд доброты и счастья и заодно познаете множество скрытых истин советской жизни, советской истории, военной истории. Истин, которые в другом месте вы не найдете, несмотря на то что прошло прочти три десятка лет — и каких лет! Тогда, в конце 70-х — начале 80-х годов, книга Льва звучала сенсацией! Ее публиковал самый новый и самый модный на тот момент израильский журнал «Время и мы», основанный бывшим журналистом из «Литературки» Виктором Перельманом. Я только-только приехал в Израиль, написал специально для Виктора, возможно, первую свою статью в стране и поехал с ней в редакцию (уж не помню, где тогда редакция помещалась). И познакомился с тихим и скромным человечком, смирно сидевшим в углу и иногда подававшим оттуда реплики в нашу с редактором беседу… «Лева Ларский, — представился его Перельман, — художник нашего журнала». О! Для меня Лева был не художником, в таком качестве его особо и не приметил — по темноте, конечно. Для меня Лев мгновенно стал автором превосходной книги, выходившей почти «на днях»… Перельман сказал, что отправлял главы в набор, как только они выходили из-под пера Льва. А Лев, оказывается, тоже обратил внимание на меня. Так мы и познакомились, а скоро — подружились. Ходили в гости, он с женой Галиной даже подкармливали меня… Лев, по моей оценке, прожил и потом создал удивительную биографию не одного только человека по имени Лев Ларский, а по сути — целого поколения советских людей. С той поры уже минула, пожалуй, жизнь еще одного поколения — но ничего похожего пока что не написано. Эпохальная книга, замечательная не только юмористической интонацией, свойственной Леве в жизни, но ставшей — опять-таки, по моей оценке, — ценнейшим источником по истории советского быта, советских привычек, советских отношений и оценок общества. Сначала все-таки напишу о самом герое («огольце» и «Левке-китайце» — по дворовому прозвищу). Жизнь он провел необычную даже по меркам весьма удивительного XX века. Родился в семье ветеранов партии, большевиков-одесситов, фамилия отца была, разумеется, не Ларский, а простая еврейская — Поляк. Ларскими семья стала в Китае, где отец Левы, комбриг ГРУ, работал, видимо, резидентом военной разведки (Ларский — его разведывательное «псевдо», которое постепенно проросло в фамилию). Китайцы не интересовались, почему человек в таком чине работает маленьким чиновником в торгпредстве, но одного из папиных коллег… повесили! После Китая отец сделал карьеру в Москве уже и как видный ученый, один из крупнейших советских «японистов»... Ну а потом… Потом, естественно, последовало исключение из партии (в частности — в честь кого он назвал своего сына, а?), затем — изоляция на два года во внутренней тюрьме Лубянки, но хотя и калеченным, он был оттуда выпущен до войны по так называемой «бериевской амнистии» 1939 года. А его старший брат и Левин дядя, «ответственный работник» наркомата оборонной промышленности, курировавший там секретные институты и лаборатории, Марк Поляк, угодил в Колымскую тундру за «связь с врагом народа Туполевым» (Туполев — что чистая правда! — дружил с Марком и забегал к нему домой попробовать фаршированную рыбу и прочие специальные вкусности), и сгинул без следа в вечной мерзлоте в 1943 году, а двоюродный брат отца, Семен Урицкий, начальник ГРУ Красной армии, был без церемоний расстрелян, как трое других начальников ГРУ... Как выразилась на смертном одре Левина бабушка: «Товарищ Сталин делает революции аборт», и к началу войны десятиклассник Лева был более чем обременен «родственниками — врагами народа»... Войну юноша поработал на окопах, рабочим на военном заводе, а потом обманом затесался на фронт и почти три года шагал рядовым солдатом в пехотной роте. Был не раз ранен, получил солдатские «железки» («мои 375 грамм железа» — он явно по-своему гордился солдатской «Славой»
и «Красной звездой»!). После войны опытного воина не уволили со службы, а перевели на «бандеровский фронт», его снова ранило, и только тогда наконец он был демобилизован. Учился, окончил Московский полиграфический институт. Стал художником графиком — сначала работал в издательствах, потом — внештатником-надомником. Оформил десятки книг, за некоторые получил престижные советские награды на конкурсах графиков. И примерно после двадцати лет стажа, в самом начале 70-х, этот сын большевика-интернационалиста… уехал в Израиль. Как положено отпрыску старых коммунистов, стал проситься в кибуц (сам признавался!). Но не приняли его: поздно, сказали, возрастом ты, господин, не вышел... Разве что с детьми. Но, увы, дети были уже вполне антисоветские — ни в какие колхозы не хотели. Им, вишь, Тель-Авив подавай! И неожиданно началась, пожалуй, самая яркая пора в жизни Льва Ларского. Он встал у самых истоков эмигрантской печати в новой (для себя) стране. Сюда ведь приехали из Союза опытные журналисты, мыслящие публицисты, приличные фотографы, но вот пресса, что любителям обычно плохо известно, есть еще производное от некоей специфической технологии. А технологию изготовления журналов и книг знали в «русской» среде совсем немногие люди. И лучшим среди знатоков этой профессии оказался наш Лев Ларский. Он стоял у истоков самых популярных первых журналов алии 70-х… В частности, создавал и один из первых в Израиле «толстых» журналов на русском языке — вышеупомянутый и ставший знаменитым «Время и мы». И многое другое делал тогда Лев. Но главное — увлеченный журналистикой, Лев решился писать сам. И занял уникальное место в русскоязычной литературе своей эпохи. На переломе 1970-80-х годов читатели буквально расхватали его «Мемуары ротного придурка» (первый том вышел в 1979 году, второй — «Ротный придурок в рядах КПСС» — в 1982-м). Ларский запечатлел в них эпоху советской жизни, почти никем не описанную изнутри, глазами ее свидетеля и участника. Например, как жили «огольцы» во дворах — до войны, как панически бежала (и попутно грабила!) советская Москва от немцев 16 октября 1941 года, как воевали рядовые пехотинцы в Крыму и на Украине, как кормили интенданты советских солдат (вечный голод! Вечный!), как солдат «наблюдали и проверяли», как они «закрывали амбразуры грудью», как генералы «веселились» на фронте (включая и небезызвестного Леонида Ильича Брежнева — Ларский служил рядовым солдатом в его 18-й армии) — проза солдатской жизни была описана с непередаваемым юмором мудрого и печального «неунывайки», классического наследника шолом-алейхемского мальчика Мотла по духу и настрою. И в партии он побывал (приняли на фронте, он красиво описал — как делалось! — прием солдат в партию). И каково быть рядовым коммунистом, и как в «бойцы невидимого фронта» его вербовали, и это тоже Лев запечатлел для нас, несмышленых: по какой методике органы вербовали солдатиков плюс как проходил процесс изгнания стукача, «не оправдавшего доверие органов», мудрого еврея художника.
Ларский запечатлел для будущих поколений исчезнувший из истории образ юноши, свято верившего в идеалы светлого будущего, и то, как шаг за шагом внешне вполне благополучный и прекрасно устроенный советский художник приходит к решению о необходимости уехать в Израиль. Чтобы, если уж строить светлое будущее, то здесь. Тяжкая болезнь навалилась на Льва очень скоро и не дала сил написать задуманную третью часть трилогии — «Мемуары ротного придурка в Израиле». А иначе была бы у нас сегодня и замечательная летопись того, как приспособился интеллигент из России к восточному быту, к местному менталитету, та книга, которой так всем недостает — никто до сих пор так ее и не написал. Лев запомнился мне необыкновенной меткостью отмечаемых им деталей жизни, спокойной мудростью опытного и скромного человека. Вдруг, например, заметил однажды, что у них на «бандеровском фронте» Сталин сосредоточил больше войск, чем на Курской дуге! Кто-нибудь из вас это знал? Или в ответ на мое удивление, мол, говорят, что прославленный командир партизанского отряда и автор знаменитых книг «Это было под Ровно» и «Сильные духом» Дмитрий Медведев был евреем, как же сие могло быть, тихо вымолвил: «Не знаю, как именно, но у нас дома его всегда звали Додиком…» И попутно рассказал фантастическую историю, как этот самый Медведев в годы ежовщины успешно скрывался в советском подполье от органов, не сумевших его выловить, а скрывала его, в частности, родная тетка нашего Льва.
7 мая 2009 года